Семён Данилюк - Обитель милосердия [сборник]
— А, чёрт! Вы правы. Все вру, — решительно объявил Вадим и плюхнулся возле нее в песок. — Уеду. Сегодня же, к чертовой матери, уеду! Тоже мне грозный ухарь нашелся!
— Мне тридцать пять, — сообщил он изумленной женщине.
— Вроде, чего не видел? А тогда… ну, когда вы с сестренкой… Не думал, что так может быть. Верите, ночью не заснул. Просто потрясение какое-то. С вами вот говорю, ерничать пытаюсь, а под горлом — будто счетчик. Вон и пальцы трясутся.
Он с удивлением раздвинул подрагивающие на весу кисти.
— В позе Ромберга неустойчив. Меня б щас на медкомиссию — чистая комиссация!
С тоской заглянул он в тонкое встревоженное лицо.
— Не пугайтесь! Ради бога, не пугайтесь. Я не хотел вас обидеть. Вот только полюбовался — и ухожу. Уезжаю. Улетаю. Испаряюсь!
— Чего уж там? Сидите. Да сидите же, наконец! А то опять солнце загородите. Туточка права: вы и впрямь псих. То он кипарисы грызёт, то вдруг бежать. Нет уж, явились знакомиться, так знакомьтесь. Вам ведь хочется мне понравиться?
Вадим тупо кивнул.
— Так извольте потрудиться. Тем более на сегодняшние рейсы вы все равно опоздали.
— Какая у вас улыбка, — поразился Вадим.
Губы ее сложились в капризную складку:
— Только давайте договоримся: без пошлостей…
— Не, не, не, — Вадим живенько замотал головой. — Не буду. Выдавлю из себя по капле. Хотя в вас и правда такое очарование…
— Доброе утро, богиня. — Вадим прервался: к шезлонгу подходил пожилой, но крепкий и ухоженный мужчина.
— Я не помешал, Машенька? — Он подхватил протянутую ему руку: «Господи, Борис Аркадьич, когда вы мешали?» — и поцеловал ее, слегка изогнувшись. Так, впрочем, чтоб не обнаружить небольшую, с пятирублевую монетку проплешину. Одновременно он втянул в себя аккуратный животик, нависающий над длинными, по последней моде плавками.
«Молодится, зараза», — отметил насторожившийся Вадим.
— Познакомьтесь, кстати. Это…
— Вадим.
— Борис Аркадьевич.
— Вадим Дмитриевич, — поправился Вадим и крепко сжал руку, разом сделавшуюся жесткой в его ладони.
— Хорошие жары стоят, — произнес Борис Аркадьевич.
— Да, душно, — без выражения согласился Вадим.
— Все-таки ничто так не успокаивает, как море.
— Ну, это смотря с какого пляжа входить.
— Вы, похоже, только приехали, — по-прежнему мягко и обходительно, игнорируя непонятное недоброжелательство, предположил Борис Аркадьевич. — В какой, простите, гостинице?
— Я в городе… У друзей. Они же и пропуск на пляж организовали, — Вадиму стало стыдно снятой комнатенки и отсутствия блата, и тут же он устыдился своего стыда. И оттого раздражение против некстати вторгшегося, опасного для него незнакомца усилилось.
— О! Остается позавидовать, — Борис Аркадьевич даже слегка расстроился. — А мы вот кочуем по гостиницам. Да еще и не повезло этим очаровательным дамам. Старый сосед по столу попался и навязывается в компанию.
— Борис Аркадьевич! Ну как вам не надоело? — притворно нахмурилась Маша. — Напрашиваться на комплименты — это, наконец, становится неинтересно.
— Добрая и волшебная, — Борис Аркадьевич благодарно провел по лежащей на подлокотнике руке.
— Теперь волшебная, — Маша обиженно надула губки. — А к завтраку не пришли. Подгуляли накануне?
— Какие мои гулянья? — он заговорщицки подмигнул Вадиму, вовлекая его в шуточный этот разговор. — За преферансом засиделись, вот и проспал.
— Говорите, говорите. Туточка извелась: куда это мой кавалер делся?
— Да-а!! А где же наша очаровательница?
— Туточка? — Маша приподнялась, вглядываясь, и тотчас вновь откинулась. — Спешит сюда. Должно быть, заметила своего обожателя.
В самом деле, из-под навеса с ракеткой для пинг-понга в руке в открытом купальнике то быстро шла по песку, то переходила на бег позавчерашняя девочка. Она неслась по прямой и даже перемахнула через лежак с колыхающимся поверх него животом. Над лежаком поднялось возмущенное лицо пародиста, но тотчас расплылось в масленой улыбке и исчезло.
— Эффектно, — не удержался Вадим.
— Не правда ли, очаровательное создание? — поддержал его Борис Аркадьевич. — Через пару лет мужчины будут, как сейчас говорят, выпадать в осадок. А уж если к этому бриллианту и соответствующую оправу. У-у! — он зажмурился. — Страшно подумать. Начинающая укротительница!
Последнее он произнес нарочито громко, перехватывая в почтительном поцелуе руку запыхавшейся девушки.
— А вы, Борик, все хамите, — она чуть смешалась.
— Тутка! — возмутилась Маша.
— Ничего, ничего, — остановил ее Борис Аркадьевич. — В моем возрасте подобное обращение — это, знаете, даже лестно. К тому же мы с Туточкой друзья.
— Мы — друзья?! — надменно изумилась девочка. — Вот уж новость. Это после того, как вы окончательно отбились от рук, где-то болтаетесь по ночам, так что и к завтраку…
— Виноват, королева. Пулечку по маленькой.
— И вообще, запомните: мужчины друзьями быть не могут. Так, Машуля? Впрочем, к вам, Борик, это уже не относится… Ба! — все это время она напряженно всматривалась в переминающегося Вадима. — Какие люди!
— Познакомься, Туточка. Это Вадим Дмитриевич, — строго представила Маша, но предостережение не подействовало.
— Как же, как же! Наш грызун-ухажер. Скажите, какие мы, оказывается, шустрые.
И тут же, потеряв к сомлевшему Вадиму интерес, решительно соскользнула на песок и выхватила из пляжной сумки кусок кекса. — Машуля! Он такой балбес. Клянется, что играет в волейбол за дубль московского «Динамо». Врет, конечно?
Метрах в двадцати на бетонном парапете покачивался высоченный парень с такой же теннисной ракеткой, которую, косясь на Туточку, пристроил на голове.
— Пожалуй, не врет, — неприязненно прикинула Маша. — Но что балбес — безусловно. Ты, как всегда, шалишь, мой друг. Может, понежишься подле нас?
— Не могу, мой друг, — ехидная Туточка разом впихнула в рот остатки — и внушительные — кекса, вскочила. — Спешу шалить. Я обещала партию сразу двум балбесам. Шо щас будет. У!
— Доиграешься!
Туточка с усилием сглотнула.
— Машуля, будь спок! К тому же у тебя такое изысканное окружение, — она присела в немыслимо-допотопном книксене и умчалась.
— Тайфун! — грустно произнес Борис Аркадьевич. — Сие и есть первозданное изящество. Вы знаете, Машенька, ведь этот тигренок во всем подражает вам.
— Совершенно неуправляема, — благодарно пожаловалась Маша. Просветленное лицо ее внезапно исказилось. — О господи! Опять это мурло.
Мужчины обернулись. Позади Бориса Аркадьевича терпеливо, слегка согнувшись, стоял молодой, но совершенно лысый мужчина с вдавленной ребристой грудью и дряблым, потряхивающимся, словно пустая авоська, животом. На лице его застыло извиняющееся выражение.
— Что надо? — неприязненно отреагировал Борис Аркадьевич.
— Не посмел бы, но тут такое, — парень показал глазами и сделал приглашающий шаг назад.
— Короче, — Борис Аркадьевич не сдвинулся с места. Решившись, парень спешно придвинулся и, сопя, припал к уху Борис Аркадьевича, который при этом брезгливо отклонился.
— Ладно. Вели всем собраться через час, — он, не скрываясь, с отвращением отер ухо.
— Но там вице-мэр…
Под неприязненным взглядом Бориса Аркадьевича он осекся и, искательно улыбаясь, удалился.
— Где вы только находите таких неприятных типов? — желчно поинтересовалась Маша.
— Не сердитесь, богиня, — Борис Аркадьевич раздраженно постучал рукой по оскверненному уху. — Но если б природа рождала одних красавцев, как бы мы отличили прекрасное от дурного? Подобное уродство, так же, впрочем, как и несовершенство большинства женщин, предназначено оттенять редкую красоту, — он выразительно посмотрел на нее, потом — на часы. — Ну вот, опять безнадежно вас заболтал.
Было очевидно, что произошедший разговор запал в него и заставлял поспешить.
— Борис Аркадьевич, хоть вы и не умеете подбирать знакомых, но все-таки вы последний рыцарь на этой земле, — Маша примирительно протянула ему руку.
— Увы, похоже, печального образа, — он предупредил возможное возражение. — Зато весь ваш. И не далее как сегодня. В варьете новая программа — и вы мои гости. Обещали!
— Вы еще напоминаете!
— Рад был познакомиться, — Борис Аркадьевич шагнул к оцепеневшему Вадиму: только что рухнули, едва зародившись, его надежды на сегодняшний вечер.
— Кстати, Вадим Дмитриевич, я бы просил и вас не опаздывать. Если, конечно, вы будете столь любезны, что согласитесь разделить компанию незнакомого, но искренне привязавшегося к вам человека. Не знаю, правда, удобно ли мое приглашение перед вашими друзьями…
— Удобно, — заверил его возликовавший Вадим. — Совершенно удобно.